Читать книгу - "Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции - Мария Александровна Филимонова"

строилось американское «мы». Им приписывались исключительно негативные качества, полярные вигским идеалам гражданской добродетели: продажность, лживость, страсть к роскоши, низкопоклонство, склонность к интригам. Тори упоминались наряду с самыми разными группами людей. Как социальный слой, они ассоциировались с собственниками; как конфессиональная общность – с квакерами; как обобщенный образ врагов Америки составляли единое целое с гессенцами, индейцами, британскими солдатами.

Глава 7. Амбивалентный Другой: индейцы

Культура Просвещения включала целостное представление о «варварстве», в которое включались аборигены Америки, восточные народы, а часто и крестьянство Западной Европы[637]. Характерно, например, что Гельвеций находил у американцев (т.е. индейцев. – М.Ф.) «нравы древних германцев»[638], а Джефферсону индейские погребения приводили на память Гомера и Геродота. Мерси Уоррен риторически спрашивала: «Кем были предки самых уточненных современных наций, как не грубыми, невежественными дикарями?»[639] Обитатели Нового света оценивались через призму привычных ассоциаций. В представлениях о новых землях реалистические описания соседствовали с фантастическими; рождались красивые легенды об Эльдорадо и Источнике Юности. На Америку проецировались традиционные представления о «чужих», относившиеся некогда к мусульманам и Востоку[640].

Индейцы – первое, с чем ассоциировалось у европейцев представление об Америке. «Американец» для европейцев эпохи Просвещения – это именно индеец[641]. При этом представление о жителях Нового света с самого начала было амбивалентным. С одной стороны, начиная с момента открытия Америки, создавался образ индейца, включающий представления о язычестве, неполноценности. Для католической элиты Америка представала как царство мрачного язычества, бастион Сатаны. Подчеркивалось, что индейцы не имеют знаний, письменности, исторических памятников, писаных законов[642]. Любопытно, что последние особенности индейской культуры в эпоху Просвещения подверглись переоценке. Отсутствие цивилизации стало позитивным признаком, маркером «естественного человека». Протестанты XVII в. также воспринимали индейцев прежде всего через концепты «язычества» и «сатанизма», влекущие целый шлейф негативных ассоциаций, от невежества до безжалостности. Для новоанглийской пуританки Мэри Роуландсон индейцы – «стая дьяволов», а индейский плен – схождение в ад[643]. С другой стороны, Америка представлялась локусом «золотого века», а ее жители – счастливыми и невинными. Например, в воображении М. Монтеня их жизнь превосходила «самые представления и пожелания философии»[644].

Век Просвещения внес в индейскую тему новые обертоны. Американская тема в произведениях XVII–XVIII вв. тесно связана с мотивом близости к природе. Просветители искали в Новом Свете подтверждения своих теорий «естественного состояния». «Вначале весь мир был подобен Америке», – писал еще Дж. Локк[645]. Это было связано с изучением образа жизни индейцев и зачастую сопровождалось идеализацией последних. Ж.Ж. Руссо видел в аборигенах Северной Америки живой пример «благородных дикарей». Их уклад жизни – простой и естественный, они счастливы и не ведают даже названий пороков[646]. А. Поуп в своем «Опыте о человеке» противопоставлял наивное язычество индейцев пустым умствованиям:

Индеец бедный! По его понятью,

Он слышит Бога в громовом раскате

И разумом не тщится перейти

Через границу Млечного Пути[647].

Но сохранялось также представление о предельной жестокости «дикарей», которая теперь уже не связывалась прямо с силами тьмы, а просто изображалась немотивированной, как, например, в сказке французской писательницы Л. Левек «Принц Аквамарин». Герой сказки попадает на остров, обитатели которого не только приносят человеческие жертвы, но также убивают всех чужестранцев, вдову собственного умершего вождя и т.д. Хронотоп сказки условен, но некоторые узнаваемые индейские мотивы, вроде ритуальных пыток, все же присутствуют[648].

Вполне понятно, что индейская тема с самого начала присутствовала и в культуре североамериканских колоний. Индейцы фигурировали как в художественных, так и в нехудожественных текстах колонистов. С конца XVII в. в колониальной литературе сложился даже особый жанр «пленений», описывающих индивидуальный опыт индейского плена[649]. В дискурсе белых американцев, относящемся к аборигенам, можно проследить влияние европейских стереотипов. Они лишь корректировались опытом непосредственных контактов.

Известно, что первые контакты с индейцами были вполне дружелюбными, иначе поселенцам было просто не выжить. С самого начала в американский фольклор вошли образы благородных индейцев – от Покахонтас и Паухэтана до Таменунда. Выразительно известное описание встречи с индейцем Скуанто, данное У. Брэдфордом. Скуанто поселился в Новом Плимуте в качестве переводчика и проводника, научил англичан сеять маис и добывать пищу. «Поистине была в том особая милость Божия», – комментировал Брэдфорд[650]. Однако войны с индейцами также стали неотъемлемой частью ранней истории колоний. Тот же Брэдфорд описывал не только дружеское общение со Скуанто, но и жестокое истребление племени пекотов[651].

Конфликты с индейцами были частью жизни колоний еще с XVII в. Восстания индейцев на западной границе поселений возникали неоднократно. В 1763 г. вождь оттава Понтиак с союзными племенами напал на форт Детройт. Сотни колонистов были взяты в плен или убиты; выжившие бежали. Мир с индейцами был заключен лишь в 1766 г. В 1773 г. шауни и ряд других племен вступили в конфликт с виргинцами.

Континентальный конгресс надеялся обеспечить нейтралитет индейских племен и удержать их от вступления в войну. Однако его стратегия провалилась. Во время Войны за независимость индейские племена разделились. Большая часть их поддержала англичан, но небольшие индейские отряды были и в составе Континентальной армии. В 1778 г. английский полковник Дж. Батлер с отрядом лоялистов и его индейские союзники сенека и могауки развернули партизанскую войну в долине Вайоминга. 3 июля 1778 г. состоялось сражение между ними и патриотами. Последние потерпели сокрушительное поражение и были почти полностью перебиты. Батлер утверждал, что его индейские союзники сняли 227 скальпов и сожгли 1000 домов[652]. Сами индейцы, правда, доказывали, что обвинения их в жестокости были необоснованны. В ноябре того же года англичане и индейцы застали американцев врасплох в Вишневой долине (Нью-Йорк). Воины сенека при этом напали на мирных жителей и перебили около 30 человек. Еще 70 было захвачено в плен[653]. «Несмотря на все мои меры предосторожности и старания спасти женщин и детей, я не смог предотвратить, чтобы некоторые из них стали несчастными жертвами ярости дикарей», – оправдывался впоследствии Батлер[654].

Крупнейшей операцией против индейцев во время Войны за независимость стала экспедиция под командованием Салливэна. Она была организована в качестве возмездия за действия ирокезов. Американцы сожгли около 40 индейских деревень, уничтожили запасы продовольствия и скот. Уцелевшие ирокезы бежали в район Ниагары, где провели зиму в тяжелых лишениях. Однако намеченного результата – устрашения ирокезов – Салливэн не добился. В дальнейшем их набеги на пограничные поселения американцев продолжались. Мир